В стародавние советские времена три советских поросёнка - Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф - пошли в лес, чтобы найти хоть чего-нибудь пожрать. Долго, но безрезультатно бродили они по лесу, пока не натолкнулись на поляне в самой чаще на огромный старый дуб. Хотели уже было поросята подрыть и свалить дуб, чтобы добраться до вкусных желудей, но вдруг заговорил Старый Дуб поросячьим голосом:

- Не трогайте мои корни, поросята!
- Это ещё с какого перепугу? - удивились те. - Мы жрать хотим, а тебе, старый, один фиг помирать со дня на день, чего разорался? Умри с пользой, мы хоть завтра сытыми на демонстрацию пойдем!
- Слушайте меня, о дети свиньи! - вещал им в ответ Старый Дуб, шевеля ветками. - Не простой я дуб, но волшебный! Пушкина еще помню! Если вы не тронете меня, обещаю обеспечить вам достаточный ежемесячный пенсион до самой смерти каждому!
- Это какой такой песи... пен-си-он? Какой такой смерти? - наморщили лбы поросята. - Ты не морочь нам голову, старый, а по-нашему, по-свински говори!
- Эхх! - вздохнул Старый Дуб. - Слушайте. Сейчас каждый из вас назовёт те товары, вещи и продукты, которые он хотел бы получать каждый месяц на протяжении всей вашей последующей жизни. Только помните - получать сии блага будете вы только в том виде, в каком существуют они сейчас и останутся они неизменными до самого последнего получения. Поэтому подумайте хорошо, денег лучше не заказывайте, ибо реформам я сам уж счет потерял, а предыдущие дензнаки после очередной реформации, если не знаете, хождение теряют. Так что выбирайте что-нибудь более на ваш взгляд долговечное, девальвации временем не подвластное. Усекли, хрюши?
- Дык! - взвизгнули хором Ниф-Ниф, Нуф-Нуф и Наф-Наф. - Готовься. Щаас мы тебя разорим, старый!

Вздохнул Старый Дуб.

- Не разорите вы меня, сами смотрите не обмишультесь. И помните: миллионов не обещаю, нет их у меня, поэтому имейте совесть, заказывайте в меру - ну, хотя бы в пределах одной зарплаты, пусть самой высокой. Куда вам еще больше-то? Хрюкалки треснут.
- Ты это, дед, полегче, - шмыгнули пятачками поросята, - а то сам щас треснешь. Дай подумать, репу почесать.
- Ну, думайте. Чешите, - сказал Старый Дуб и затих.

Долго спорили меж собой поросята, даже чуть было не подрались. Но наконец каждый пришел к своему решению. Первым обратился к дубу самый старший и зажиточный поросёнок, Наф-Наф, у которого дом был каменный и с кирпичной трубой.

- Деньги деньгами, - сказал он, - с ними всё ясно. А вот всеобщий эквивалент - золото, оно сколько тыщ лет уже в цене?
- Ой, много, - согласился Старый Дуб. - Я еще зеленым саженцем был, а уж за золото в царстве животных все друг дружку убивали.
- Вот! Сам подтверждаешь. Так что желаю получать ежемесячный пенсион твой золотом. Чистым, 999-й пробы.
- И в каком же виде желаешь его получать? - деловито осведомился Старый Дуб. - В слитках али в ювелирных украшениях?
- А в николаевких золотых червонцах, - спокойно ответил финансово подкованный Наф-Наф. - Пять червонцев желаю получать ежемесячно, царской чеканки. Один червонец на сотню потянет, не меньше. Пятьсот рублей - пенсион хороший!
- Ну что ж, - говорит Старый Дуб. - Будь по-твоему. Лови свои червонцы! - и прямо сверху, из ветвей, блестящими кругляшками сыпанул.

Настала очередь Нуф-Нуфу обращаться к Дубу. Дом у Нуф-Нуфа был деревянный, из бруса, да и сам поросёнок к земле и народу был поближе. Крепким хозяйственником вобщем считался.

- Желаю, - говорит, - ежемесячно два ящика водки. Водка - она и в Африке водка, а у нас уж тем более. Всегда дорогая, всеми любимая, обменять ее можно на что угодно, чем не наша внутренняя свободно конвертируемая валюта? А если в деньги перевести, дык это ж 400 рублей как минимум, что ж я, достойно старость не встречу за такие деньги?
- Хм, - скептически хмыкнул Старый Дуб, - ну, может и встретишь. Быть по твоему! - и бац откуда-то сверху из ветвей два ящика "Русской" аккуратно на землю вывалил.

Ниф-Ниф последний остался. Младшенький, самый духовно одаренный и от земли напрочь оторванный. Помешан был на искусстве, жил в соломенном доме, "рай в шалаше, если чисто на душе" была его любимая присказка.

- А мне, уважаемый Дуб, будьте так любезны, три контрамарки в Самый Большой Театр, на самые-самые премьеры, в ложу. Братьев к искусству приобщать буду...
- А не дешевишь ли? - строго спросил Старый Дуб. - Не мало ли трёх? Ты не стесняйся, могу и тридцать дать, мне такого дерьма не жалко.
- А давай! - вдруг разошелся скромный Ниф-Ниф. - Давай тридцать! Каждый день ходить буду! По десятке у входа с руками оторвут!
- Воля твоя, - развел ветвями Дуб, а как свел их обратно, так сверху заместо желудей с листьями сыпьмя посыпались свежие контрамарки. - Тридцать штук ровно, как одна, пересчитай!

Обрадовались поросята такому выгодоприобретению, помчались бегом домой, даже "спасибо" позабыли сказать. Бежали и радовались тому, как ловко распорядились они свалившимся на них счастьем и как теперь сытно, весело и богато будут они жить. Причем самым первым скакал Нуф-Нуф с двумя ящиками на загривке...

А Серый Волк всё это время стоял неподалеку, за осинкой, и внимательно наблюдал за всем, что происходило. И как только бросились бежать поросята прочь, он быстренько подошел к Старому Дубу и шепотом, чтоб не выдавать хриплого голоса, произнес:

- А мне, дедушка Дуб, дай пожалуйста... - а дальше так тихо, что совсем неразборчиво.

Старый Дуб, надо сказать, хоть и мудрый был, но глаз не имел, и сколько там поросят к нему подошло - не знал. Может трое, может четверо - кто ж их знает. Так и выполнил Старый Дуб просьбу Серого Волка, приняв его за последнего поросёнка.

Много лет прошло с тех пор. Двадцать, а как бы и не поболее. Многое изменилось в этом мире, много чего появилось, еще больше пропало. Пропал и сам Старый Дуб - совсем засох, треснул, накренился и в конце-концов выкорчевали его, расчищая место под строительство элитного коттеджного поселка. Но пенсион, назначенный Дубом поросятам (а заодно и Волку), остался. Каждый месяц исправно Наф-Наф находил у себя возле камина пять червонцев царской чеканки, Нуф-Нуф на крыльце - два ящика "Русской", а Ниф-Ниф между прутьев хижины - толстую пачку контрамарок в Самый Большой Театр.

Состарились, конечно, поросята, побила-потаскала их жизнь, через многие горькие трудности протащила. Но братья остались братьями - хотя бы раз в год собирались они в изрядно обветшавшем каменном доме старшего брата Наф-Нафа и делились своими нехитрыми новостями.

Собрались поросята и в этот раз. Выпили по сто из бутылки, принесенной уже давно не крепким, но всё таким же хозяйственным Нуф-Нуфом, да и загрустили.

- Хорошо тебе, Наф-Наф, - сказал Нуф-Нуф. - У тебя золотые червонцы каждый месяц. Золото - оно, как ни крути, золото. А что моя водка? Поначалу-то я, конечно, жил как кум королю - и продать вечерком можно аж за двадцатник бутылку, и расплатиться ею же за что угодно, да и самому еще оставалось на праздники-выходные. А сейчас что такое эти два ящика? Тьфу, и ничего больше. Местные наши синие свиньи больше чем за полсотни нынешних её брать не хотят. Да и того продать не удается, так что на минимальный оклад едва-едва наскребаю. Ход свой водка давно потеряла, а одному мне её столько и не выпить. Держу остатки в подполе, да только знают все давно про этот погреб и не один раз уж взламывали его, всё подчистую уносили, даже деревянные ящики и те зачем-то тырили. Продешевил я тогда, ох продешевил. А ты - голова! Надо было и мне золота себе заказать...

Горько рассмеялся на эти слова старый Наф-Наф.

- Голова-то я голова, только дурная! Два уха в ней, и те свиные! Сам подумай, что с тем золотом сейчас делать и какова ему цена? Поначалу-то я, конечно, жил припеваючи - сдавал червонцы фарцовщикам да нумизматам, да еще на старость откладывал, думал - золотые клыки вставлю. Куда там! Еле-еле удается один кругляк сбыть, никому они не нужны - всех, кого можно, я ими снабдил по самое это самое. Берут по цене лома, а это копейки сущие, едва больше чем у тебя, брат, выходит. Да уж опера сколько раз мною интересовались, приходится с ними делиться, чтоб хоть как-то жить давали, чтоб на скотобазу за колючий забор не упрятали. Эх, в духовные ценности надо было вкладываться...

Тут настала пора горько смеяться младшему брату Ниф-Нифу.

- О чём вы, братья?! Какие духовные ценности?! Контрамарки мои давно никому на дух не нужны! Поначалу, конечно, я хорошо поднялся - сам в ложу ходил, свиней своих туда таскал, да в накладе не оставался - вся местная театральная тусня у меня контрамарками затаривалась. Да только какая нынче цена театру, пусть даже и Самому Большому? Никто за проход в него него больше пары сотен не даёт, да и ещё поищи таких! А в довершение всему и сам Большой закрылся не неопределенное время, так что контрамарками своими я уж год с лишним буржуйку топлю да хижину обклеиваю!

И зарыдали тут горько три старых поросёнка над тем, как жестоко обмишулила их постоянно развивающаяся реальность, которая как вода - неуловима, изменчива и коварна, и хоть сама вечна, да только больше вечного в ней ничего и нет...

А поседевший Серый Волк, сидя в своей однокомнатной норе, еще от бати ему доставшейся, сыто порыгивал и смотрел телевизер марки "Рубин". И было ему хорошо, сытно и весело. Потому что заказал он у Старого Дуба вместо золота, водки и не Большого Искусства всего-навсего ТРЁХ ПОРОСЯТ. Каковых экономно и употреблял в пищу в течение каждого месяца. И было ему счастье. Ведь счастье не в погоне за великой выгодой, а всего лишь удовлетворении насущных потребностей. Которые что у поросенка, что у волка - копеечные.

Тут как бы и конец сказке.