Кавер вот на это.

..Царь сидел в углу, телом бел, но ликом чёрен, и глаза его нехорошенько поблёскивали.
- А принесите-ка мне сюда малых де-е-етушек! Я их всех сейчас за ужином ску-у-ушаааю!

От кровожадно-хищного блеяния царя многим сделалось не по себе, да отступать некуда. Позади дверь, да она в Тверь, а в Твери известно что - если нету, так будет. Бросились по соседним деревням искать ребятишек, да только где те ребятишки-то? Надысь посолонь ещё в запрошлом годе Иоанн повелел всех младенцев мужскаго полу передушить, а женскаго.. ну тож, вопчем, передушить, ибо.. да ибо, и ниибёт! Расплодились тут, орут, панимаешь, сон ломают, сносу нет. С тех пор хоть и прошло время, да селяне как-то охладели к деланию ребятишек; оттого сейчас ловчие да сокольничьи, исполняя приказ, тащили царю кого попало: гусей, свиней, клоки сена, меха, потроха, огородных пугал.

А Иоанн Васильич не привередлив - умял всё и даже вродь не заметил подмены. Хотя и похихикивал, вкушая.

- Лукьяныч, - сыто, но неудовлетворённо рыгая, изрёк наконец надёжа-батюшка. - Иди чаво скажу. Дело есть.

Малюта с опаской приблизился к государю - последнее время царь даже на преданного своего слугу поглядывал как-то нехорошо, с аппетитом.

Тот поманил пальцем - дескать, ухо подставь. Малюта наклонился.

- Хуй сварился, будешь есть?! - вдруг весело заорал Иоанн Васильевич в самое ухо, и, когда Малюта от неожиданности рухнул на ковры и перемёты, зашёлся радостным смехом. Хотя тут же и посерьёзнел.

- Творю я зла превеличайшие, да всё как-то толку мало. Мелко плаваю, мелюзгу хаваю. Задумал создать я ад кромешный земной, штоб вся вселенная обетованная ахнула. Слушай, Лукьяныч. Иди к ловчим да певчим и скажи, чтоб проволоку плели, железную, колючую. Опутаю тою проволокою все города и веси, и назову то место Конец-лагерь.
- Скокмо ж проволки-то той потребуется? - изумился служивый.
- Вагон, таварыщ Малюта - неожиданно перейдя на кахетинский говор вдруг выдал царь, набивая табаком невесть откуда взявшую у него заморскую трубку..

Всю ночь плелась невиданная доселе адская проволока. Скрип нёсся, лязг да скрежетание на всю округу, и ответом им был доносимый отовсюду ледяными, метельными да морозными ветрами вечный стон. Впрочем, кое-где зовимый и песней.

- Уу, выблядки овечьи! Кто, ну кто так плетёт? - кричал и топотал ножками Иоанн, зря плоды кустарной работы своих горе-мастеров. - Да я голою жопою такую задавлю! - и даже порывался несколько раз осуществить угрозу свою, да только почему-то не осуществлял.

Кончилось тем, что повелел царь перевешать всех ловчих в назидание певчим (или наоборот, поди их разбери), причом вверх ногами и наизнанку, да только на качестве работы эта мера не сильно сказалась - проволока как не нравилась царю, так и продолжала категорически не нравиться.

- Всё в делах ты, надёжа-государь, всё на благо отечества подвизаешься, - откуда ни весть нарисовалась у царя под боком государыня Марфа Васильевна, почитай уж третья по счёту.. или четвёртая? да кто их, молдаван, считает! - Всё трудишься, рученек не покладаешь, ночь не доешь, день не доспишь, не бережёшь ты себя, Фёдор, то бишь Иоанн..
- Уйди, женщина, - только и выдавил из себя совсем уж почерневший от иссушавшей его вселенской ненависти царь, в томном бессилии чувствуя, что не в силах тут же на месте тупую лебёдушку зарезати. Но Фёдора запомнил, ох как крепко запомнил!

"Ужо тебе!" - затаил в душе дьявольский план Иоанн. - "Будет тебе Фёдор, будет и какава с мясом! Хехе!"

В результате обезглавить пришлось и певчих. Мастера по металлу из них оказались никакие, да и проволоки навили к полудню уже с сильным перевыполнением первоначального посуточного плана. И главное: чтоб не рассказали никому о дерзкой государевой затее да не поделились впредь пречудным новым своим мастерством.

- Братия! - выкрикнул царь, привстав на вовремя подставленными ловким Малютою стременах. - И сестры! - тотчас же добавил на всякий случай. - Иже езмь паки беси! Иже херувимы!
- Иже херувимы! - ухнули в ответ ему тысячи глоток чудом пока уцелевших от царского гнева сокольничьих. Да ведь и скоморохов недоистреблённых как бы не тысяч пять на спецпайке царском ещё числилось. А это, как ни крути, сила страшная, страшно сильная.

"Хер..", "херу им..." - привычно заметалось над бескрайними просторами промозглых лесов да змеиных болот бесправное русское эхо.

Двумя чёрными потоками, силясь охватить страшною проволокою как можно более пядей Руси Святой, потекли царёвы ватаги к горизонту. Солнце уже склонялось, обагряя просторы кровью крашеной, а они всё текли и текли, и тому было серьёзное обоснование: царь повелел, чтоб к вечеру Конец-лагерь уж стоял. Как дед мороз.