У КРАЯ БЕЗДНЫ

неоконченная повесть

 

... Процедура формирования общих этапов в Ад, целиком возложенная на Регистрационно-учетный отдел объединенной службы ХАРОН (название спецслужбы, обеспечивающей доставку новопоселенцев в Рай или Ад. Возможно, аббревиатура (как-то, уже в Аду, краем глаза случайно ухватив секретную документацию, я успел разобрать, что..РОН - это Регистрация и Отправка Новопоселенцев), начинается в громадных бункерах приемников-распределителей Первого уровня, причем по вашей субъективной оценке новоприбывшего обречённого (официальное наименование каждого новопоселенца до прибытия в Ад, где он именуется уже "грешник" - грешник такой-то). Для Рая соответственно - "спасенный" и "праведник".проходит она достаточно неорганизованно, сумбурно и даже бестолково. Сначала вас, слегка обалдевшего от недавно зачитанного вам постановления Аттестационной Комиссии (Страшный суд в просторечии) ...от (дата, год) о бессрочном водворении в очистительно-исправительные колонии Ассенизационного Диспансера (АДа) и в таком подвешенном состоянии доставленного фуникулером вместе с прочими новопоселенцами на Первый уровень, мельком осматривают и кое-как оформляют черти-учетчики отдела, среди которых много балбесов-практикантов из АИДа (Адский институт делопроизводства). С неприятным осадком в душе от скверных острот развязных практикантов вас препровождают после регистрации во "Вместилище № ...", где и бросают на произвол судьбы, неделю-другую маринуя в полусумрачной духоте битком набитого бункера, как бы начисто о вас забывая. Ежедневно на утренних обходах (в другое время реже) длинными списками гортанно будут выкрикиваться фамилии забираемых на этап (порой до сотни душ на бункер), но если во "вместилище" вы всего лишь несколько дней, тщетно напрягать ухо в ожидании услышать свою. Лично мне, отсидевшему в ожидании этапа восемнадцать суток, довелось повидать обреченных, томящихся в распределителе по месяцу и даже по два, причем в отличие от многих недавносидящих, подавленных и порядком опустившихся, они были веселы, разговорчивы и, насколько это возможно, оптимистично настроены. Кроме того, каким-то шестым чувством, присущим лишь "бункерным долгожителям", они неплохо угадывали количество и примерный состав предстоящего набора на этап, были всесторонне осведомлены о порядке этапов вообще и даже знали некоторые подробности жития-бытия там, внизу.

...Когда меня, имеющего растерянный и оттого глуповатый вид (а подобный вид имеет большинство впервые входящих в распределительный бункер), в числе еще обреченных пятнадцати бесцеремонно втолкнули в мрачную бездонную пасть вместилища № 206, которое к счастью оказалось в этот момент не слишком переполненным (два дня подряд отсюда на этап забирали по девяносто с лишним душ), моим первым соседом по топчану на "нижнем ярусе" у бетонной стены стал именно такой "долгожитель". Некоторое время мы, новоприбывшие, тесной кучкой потолклись возле задвинувшейся с лязгом за нашей спиной чудовищной железной двери, изучая, куда бы двинуться дальше, после чего я первым шагнул в красноватый полусумрак, и сразу же увидел его. Было ему лет под пятьдесят, имел он пышную растительность на лице, да и всем теле, лежал он руки за голову на своем топчане, и на меня смотрел спокойно и доброжелательно.

- Разрешите...- жалобно вопросил я его, видя, что топчан рядом с ним пуст, и для пущей убедительности указал на свое гипотетическое место пальцем.

- А пожалуйста,- бодро ответил он, и даже несколько отдвинулся от пустующего топчана, хотя в этом не было никакой надобности.

Осторожно, стараясь не задеть нескольких спящих на моем пути, я неуклюже приблизился к своему топчану, быстро плюхнулся на него и замер в скованной неудобной позе.

- Да ты ложись,- легко перешел на "ты" мой сосед на ближайшее время - насидишься еще.

- Так ведь...- начал было я, неуверенно оглядываясь на него,- там говорили...- я махнул рукою в сторону дверей и несколько вверх,- говорили, что этап скоро... будет...

Мой собеседник коротко и приглушенно рассмеялся.

- Этап-то может и будет, да не твой. Что встрепенулся?.. Я тут, браток, уже тридцать семь дней балдею, и вот что тебе скажу: раньше недели отсюда при мне еще никого не брали, и не надейся.

При этих словах мне стало как-то уж особенно тоскливо, медленным взглядом я обвел бетонную утробу вместилища, напоминавшую огромный ангар, бесконечно вытянутый, уходящей сводами стен куда-то в красное марево, и повсюду, на полу, на трех ярусах чугунных решеток, торчащих из стен, со свисающими вниз лестницами,- повсюду тела, тела, тела... Я поежился и робко стал вытягиваться на грязных топчанных досках.

- Ну вот, вот так,- продолжал меж тем мой сосед, не меняя положения и наблюдая за моими действиями,- Лежать-то, оно получше будет. Лежи себе, лежи... И нечего отсюда никуда дергаться. В котлы, что ли, охота? Нет уж, благодарю!.. Мы тут уж как-нибудь поваляемся пока, поприпухаем. А там, глядишь, про нас в ХАРОНе вообще забудут, формуляр куда не туда запихнут, -и прокантуемся мы здесь аж полвечности!.. Так, нет?

- Ну уж,- недоверчиво протянул я,- Вряд ли забудут-то...

- Да, это верно.- Он вдруг приподнялся на локте,- Это ты верно сказал! Как ни дави харю на топчанчике, а горит нам ха-ароший этапище на "Стиксе" через всю преисподнюю да в самое пекло...- тут он подморгнул мне ж серьезно вдруг добавил,- Тех, кто подолгу отдыхает на пересылке, потом подбирают в отдельный этап и прямиком, безостановочно везут на самые распоследние, самые нижние уровни. Вот там ад так ад, ничего не скажешь! Я с удивлением посмотрел на него.

- Отчего ж, скажите, такая немилость долго... э-э... сидельцам?

- Ты что, не понял?- в свою очередь удивился он,- Потому ж сидят по черт знает сколько суток, что своего "сквозного", дальнего этапа дожидаются...В личном-то деле, которое следом за тобой с Комиссии летит в особом пакете с печатью, черным по белому выведено, где и как тебя содержать. Это уж от твоих прежних заслуг зависит, красивые глаза тут роли не играют... как правило. "Каждому - по делам его...", так вроде, да? Ну и вот, кому-то - верхние этажи, легкие муки, это - тьфу, детский сад, санаторий, никакого рая не надо, а уж кому-то, будьте любезны - "строгач", тартарары с хорошей баней и скрежет зубовный... Данте читал? Ну вот, если всю поэтику отбросить, то принципы организации старик расписал верно.

- Хм... Страшные муки... Так может, душевный дискомфорт вследствие неопределенности долгого ожидания и является прелюдией к предстоящим нечеловеческим испытаниям? Запланированное начало, так сказать. Посиди, потерзайся. А иначе почему бы и побыстрее не отправить?..

- Ну, где-то в чем-то, может, и так, не знаю, а технически все гораздо проще. Там же, внизу, сейсмически неустойчивая зона. Сезонные пульсации, камнепады, опоры рушатся, трасса почти постоянно на том участке перекрыта. А уж как только выдастся затишье, бросают грешников на восстановление, авральный ремонт. Ну, они там скоренько все наладят, опоры поднимут, троса натянут, ж тогда начальник колонии звонит наверх, в ХАРОН: "Уровень такой-то, зеленый свет, ждем пополнения". Тут-то и начинается метание, беготня, этап дальний сколачивают. Среди ночи могут поднять, а это в здешних краях редкость... Сколотят, и все - вперед и с песней, поехал "Стикс" в бездну...

- Простите, а "Стикс" - это что?..

- "Стикс"? А, паром,- Сосед мой снова улегся на спину, уставясь взглядом в нависающие над нами решетки "второго яруса".- Здоровущая такая платформа, вверх-вниз ездит. Еще есть второй паром, "Ворон", но он древний, допотопный, застревает частенько, и его вниз самый не рискуют гонять... А "Стикс", тот поновее, помодерновее, хотя тоже рухлядь порядочная... Вот и катаются они, "Ворон" со "Стиксом" туда-сюда, грешничков по Аду развозят... Покличут тебя с утра на этап, в контрольном бункере весь день продержат , проверят, посчитают двадцать раз, вечером на паром усадят, и, к утру - вылезай, приехали, с прибытием тебя, грешник такой-то, мыль задницу!..

Воцарилась пауза. В красном тумане багровыми тенями еще бродили, переступая через лежащих, некоторые не могущие найти себе место из числа пришедших в бункер со мной. Двое или трое из них, видимо, махнув на бесплодные поиски рукой, уселись возле дверей прямо на бетонный пол. Мне, выходит, просто крупно повезло с топчаном.

- Ничего, - как бы угадав мои мысли, произнес сосед.- Освоятся - пошустрее будут. К утру-то все разместятся. Дня четыре назад тут на головах друг у друга сидели, ж ничего. А нынче благодать. Снова помолчали.

- А, извините,- начал я нерешительно,- вот вы рассказываете, мол, "Стикс" с утра приходят, опоры там разные, муки легкие - вы-то сами откуда обо всем этом знаете? Ведь вы же там не были.

Он глянул на меня, усмехнулся.

- Не веришь, что ли?..

Я почему-то сразу смутился.

- Да нет, верю, конечно, но все-таки... Оттуда ведь, насколько я понимаю, никто не возвращается, писем не шлет, а от чертей... ни слова...

- А я знаю, ж все тут. На пересылках, браток, всегда все про все известно. Да ты сам теперь тоже кое-что знаешь, а через неделю новичков вовсю просвещать будешь. А если совсем не веришь, так и не слушай; поедешь - ж будет тебе наглядное пособие, свои глаза не обманут... И, кстати, насчет того, что, дескать, "никто не возвращается"... так ведь...почему же...Возвращаются !- Красные искры вспыхнули в его глазах.- Не сюда, конечно, не через пересылку, свои каналы есть... Но возвращаются.

Раскаявшиеся.

- Что-что? Вы хотите сказать...

- Что я хотел, то ж сказал.- Он снова приподнялся на локте,- А разве тебе кто говорил, будто Ад - это навечно? Тебе как объявили?- "бессрочно" А чего бессрочно - "очистителъно-исправительных", да еще вдобавок в "диспансере"! Значит, имеешь шанс исправиться, очиститься, снять с себя тяжелый свой грех и, с легкой душой,- в Рай, в обитель кайфа.

- Ну, знаете... Из Ада - да прямиком в Рай!..

- Почему же прямиком? Не прямиком. А точнее - прямиком, да не очень... С извилинами. Смотря по тому, где муки отбывать. Поглядят за тобой, переведут уровнем повыше, а потом, глядишь, для проверочки, куда пониже захреначат, а ты, если не дурак, со смирением все принимаешь, с усердием. Ну и тогда воздается тебе за это. Присвоят "кающегося", на спецрежим переведут со льготами, месяцок-другой помурыжат, и - справочку в зубы! Спецэтапом... то бишь, что это я? - спецтранзитом на райские пляжи. Отдыхай, заслужил!

- Как-то... Как-то вы все это говорите... Будто не верите в возможность исправления...

Он посмотрел на меня жестко, даже какая-то злоба была.

- В исправление?! Не верю!!! В видимость исправления - верю, в спецтранзит в Рай - верю, а в полное и истинное исправление - не верю, хоть меня вот об эту стенку расшиби!..- Рывком он сел на своем топчане,- Скажи, в чем мне... хотя, что ты обо мне... А лучше вот скажи, в чем т е б е каяться, а? Тебя вот маханули в Ад, а в чем твой грех, знаешь? И чем лучше тебя тот спасенный, который всю жизнь пил, гулял, ни во что такое сомнительное не лез, потому как имел все готовенькое, а на большее ж не зарился, а теперь вот заслужил у Комиссии прощение, оправдательный приговор, и сейчас ржет до коликов над нами с тобой, а заодно ж над Комиссией, в которой, по его мнению, добрейший народ заседает, понятливейший, и тут ему поблажку дает!.. Жил он там, горя не знал, да ж тут ему все само в рот скачет!

Я, хоть ж был несколько ошарашен его внезапной яростью ж напором, попытался мягко возразить:

- Постойте, постойте... По-вашему выходит, что как на том, так и на этом свете справедливости нет? Раз уж даже Страшный суд не в силах или не в желании разобраться...

- Нет справедливости. Ни там, ни здесь. А коль нет никакой справедливости - так нет и никакого греха! А нет греха - в чем же тогда каяться, а?! Только ж остается прикидываться, делать вид, будто исправился...

Тут даже мне, новичку, стало ясно, что он слишком уж перегибает.

- Ну, вы, мне кажется, чересчур субъективны, ж от того злитесь на весь мир... Комиссия-то, это вам не нарсуд, не трибунал, черное от белого, как говорится, отличить умеют...

- Ага. По-твоему, значит, правильно тебя сюда загнали?.. Хотя... что я знаю-то о тебе... Ты, может, убивал, младенцев душил, малолетков насиловал...

- Бог с вами!- Отшатнулся я, одновременно сознавая нелепость своей последней фразы.- То есть, что вы, что вы! Никого я не насиловал и не душил!

- Значит, по совести тут сидишь? И грех свой знаешь смертный? Так?! Я скромно промолчал.

- А я не знаю!- Он стукнул кулаком по топчану,- Не желаю знать!.. Что там в заповедях-то понаписано? Не кради, мол? Что ж, а я крал!.. Не прелюбодействуй? А я любодействовал! Да меня, если б я там чуть лучше жить не стремился, с говном бы мешали всю жизнь, и шлепали бы по мне вперед, вроде бы и не замечал... И в числе первых - тот, что на всем готовом! Ему-то, слышь, зачем красть? У него ж так все есть! Даром получи, даром живет, даром же и на покой!.. И не потому он ни одной заповеди не нарушил, что праведный такой, а потому, что не было ему в этом никакой нужды!.. А я всю дорогу напрягался, через себя переступал, иначе - каюк.

- Простите, но это же судьба. И печать на каждом своя, ж стезя каждому предписана. Кто-то, знаете, как безгреховен родился, так безгреховен и уходит, на нем изначально благодать, ему лишь большего желать не надо. А кому-то сквозь все испытания надо пройти, ж с дерьмом перемешаться, ж землю погрызть, ж кровью похаркатъ, а без этого нет спасения...

- Ха, вот и ты о спасении! Прям как этот...- ж он мотнул головой куда-то в сторону, имея в виду кого-то из лежащих,- Эй, Спаситель!..

Над черным слоем тел поднялась на худой шее костлявая голова с торчащими во все стороны редкими волосами.

- У-у, Лещ!- проскрипела она высоким старческим голосом. Лица в полумраке я не мог разглядеть,- Опять ты за свое? Все бунтуешь, с целым светом воюешь? И в Аду не желаешь смириться!.. А еще вопрошаешь: "за что, за что?!" Вот за твою непокорность-то, за гордыню непомерную, ж попал ты сюда, а теперь еще ж свезут тебя в пекло, сковородки лизать, в котле корчиться!..

Разом отбросив всю свою озлобленность, Лещ вдруг весело расхохотался , хлопал себя по коленкам.

- Ха-ха-ха! Теперь уж нас всех туда свезут, и которых с гордыней, и без нее... Эх, Спаситель! Отчего ж ты раньше-то не спасался? Спасся бы, под пальмой счас сидел...

- Что с тобой, словоблудом, шалопаем, говорить!- укоризненно скрипнула голова, громко вздохнула и убралась обратно в общую массу. До нас донеслось невнятное бормотание.

- Видал, да?- повернулся Лещ ко мне.- Как продукты из столовой детского дома тащить, так о спасении как-то не думается!.. Сковородкой какой-то меня пугать удумал... У, сковородник!

- Не боитесь сковородки?- спросил я.

- Да ну, какая сковородка!.. Средневековая чушь, сказки для дураков... Ад нынче цивилизованный, гуманный. Пытки отменены. Что толку тебя в котле парить? Лучше ты, что ли, от этого станешь? Не-ет, главная очистительная сила - в муках душевных! Представляешь? Все по звонку, свободы никакой, скукотища смертная, скалы кругом, туманы зимой все заволокут... тоска-а... Ни выпить, ни баб... Хоть в бега подавайся.

- Каких "баб", каких "баб"!- взвизгнул из сумрака старческий голосишко. - О спасении помышлять нужно, о спасении! Я невольно улыбнулся.

- Спи, отец!- крикнул Лещ вору детского питания.- Пусть тебе приснится Рай с кипарисом!

Послышалось сдавленное шипение, но быстро стихло.

- А что, бегут?- продолжил я прерванный разговор об адском жизнеустройстве.

- Бегут, но редко. Куда бежать-то? Из Ада в Ад? По скалам в тумане скакать?.. Да беги себе на здоровье!

- Так что же, не ищут их?

- Почему ж не ищут, ищут. ЦЕРБЕР ищет...

- Кто-кто? Цербер? Трехглавый пес?

- Какой еще, к чертям, пес?..- искренне удивился Лещ. - Пес какой-то... Служба у них так называется, вроде охраны (ЦеРБеР - Централизованный розыск беглецов с расследованием) Сбежавших ищет. Да почти все и сами возвращаются.

- И что же с ними делают?

Лещ пожал плечами.

- Ничего не делают. Чего с ними делать? Водворят обратно в колонию, они дальше сидят, муки отбывают. Сами не рады, что бегали. В колонии хоть развлечения какие раз в полгода случаются, бега какие-нибудь профсоюз устроит, футбол...

- Профсоюз? А черти?

- Да забивают твои черти большой на все. Они народ казенный, на них на самих проклятие вечное... Какое им, в конце-то концов, дело до того, что ты там в какой-то паршивой своей жизни натворил? Среди людей жил, вот пусть и сами люди с тобой разбираются с пристрастием. А черти плевать хотели, они службу несут, регламент выполняют... Они бы так и дружбу с нами водили, да только не уважают они нас очень...

- Хм, а за что же конкретно?

- Да все за то же. Хреново мы друг к дружке относимся, собачимся, не поделим все чего-то... Черти-то меж собой в мире и согласии живут. Чтоб там рыжие с черными из-за цвета дрались, или из-за жалких своих наделов, где сплошняком камень да песок, воевали - такого отродясь не бывало. Короче, черт черту - друг, товарищ и брат!.. А мы? Живем-то хрен да ни хрена, а сколько пакостей своим соплеменникам наделать успеваем! У чертей аж шерсть дыбом на хвостах встает, когда они списки делов наших прежних просматривают... И за что же нас, получается, уважать? Сами себя не уважаем, от других то же и имеем...

(Сплоченность чертей действительно феноменальная, хотя различий между ними едва ли меньше, чем между людьми. Впрочем, это отдельная тема, и она заслуживает отдельного разговора... Вообще, рассказы Леща об устройстве Ада, как и многие последующие рассказы других обреченных, достаточно достоверны, хотя и не лишены некоторых неточностей).

- Не венец творения, выходит, человек?

- Говно он, а не венец,- Лещ зевнул, сладко потянулся и принялся укладываться на топчане поудобнее,- Никого хуже человека в природе нету, это факт... Эх, ладно, заболтались мы с тобой, язык устал. Давай-ка спать, этап приближать...- Он повернулся на бок, ко мне спиной, и, как мне показалось, моментально заснул.

Я огляделся. Кругом все спали, даже присевшие на полу у дверей. По узкому проходу между тел брела, пошатываясь, какая-то одиозная фигура с накинутым на голову мешком; скоро и она сокрылась в тумане. Приготовленные мною доводы в защиту человека никому не были нужны.

...Шел четвертый час моего пребывания в мире ином в качестве обреченного новопоселенца. До этапа в Ад мне оставалось больше двух недель...

Поначалу меня, как, наверное, и не меня одного, терзали серьезные опасения относительно засилья в бункере бандитов и убийц, представителей махровой уголовщины, блатняка, разного рода подонков, и вытекающих из этого соответствующих порядков и общей атмосферы в "зале ожиданий". Однако довольно скоро выяснилось, что все мои страхи оказались напрасными. Публика во вместилище подбиралась хоть и разношерстная и далеко не кристального поведения в прошлом, но очень спокойная и нескандальная. Никто никого не притеснял, не унижал, топчанов не отбирал, то есть вообще не пытался устанавливать в бункере какие-либо свои законы и правила, обеспечивавшие бы ему привилегированное положение относительно и за счет остальных. Объяснения этому на первый взгляд просты (у новопоселенца почти нечего отбирать и, главное, нечем ему угрожать), но, по-моему, существовали и еще какие-то скрытые, глубокие причины, в которых предстояло мне разобраться.

Кстати, о публике. Хотя среди обреченных как-то не принято особо распространяться о своих прошлых заслугах, приведших к вратам Преисподней, тем не менее на пересылке, по справедливому замечанию Леща, всегда "все про всех известно" Сосед мой слева, тихий благообразный старичок, весьма доброжелательно настроенный, оказался хладнокровным убийцей собственной жены и племянницы (кстати, и еще кого-то, но я так и не узнал). Большее время он спал, по-детски свернувшись калачиком и положив руку под щетинистую щеку. Биография соседа справа, Леща, была терниста и запутанна, но он, по крайней мере, хоть никого не убивал.

Имелись во "Вместилище № 206" и самые настоящие монстры. Вверху, почти над нами, на решетках "второго яруса" дожидался своего дальнего этапа жуткий убийца, кровавый садист-потрошитель Жорж Бабуля. Число его жертв переваливало за два десятка. В прежней жизни он, не желая предстать перед судом, повесился прямо в камере, а через час уже прошел через конвейер Аттестационной Комиссии. Был он еще молод, невысок (я хорошо рассмотрел его, когда он уходил на этап), с бледным, почти красивым лицом и длинными мускулистыми руками. По вечерам он любил насвистывать фрагменты из классических произведений и делал это просто виртуозно...

Немало было и народа попроще. Напротив, чуть правее, у стены, лежали два самоубийцы: один выбросился с пятнадцатого этажа, другой после многонедельного пьянства облился керосином и самоподжегся. Стукачи имелись, заядлые анонимщики. Часто встречались и вполне добропорядочные граждане. В глубине вместилища наличествовал даже один чуть ли не праведник (в прошлом, разумеется), который в неположенное по канону время что-то там такое то ли съел, то ли, наоборот, не съел, и теперь приходил в ужас от окружавшей его компании (ну, он отделался легким испугом; по прибытии в Ад "праведник", я уверен, быстро спасся). Впрочем, описать всех - задача непосильная, и поэтому я обрисовал лишь некоторые образы, наиболее хорошо мне запомнившиеся. Женщин в бункере не было, разделение по половому признаку происходит еще во время регистрации. Вели все себя, подчеркиваю, относительно спокойно и уравновешенно. Имелся, правда, один повар-растлитель, который систематически орал и выл по ночам; да еще был некий подполковник, весьма буйноватый, застреливший спьяну солдата за мелкое нарушение (его потом перевели куда-то в другой бункер).

Из первых впечатлений мне особенно врезался в память разговор с одним бывшим штатным палачом (его перевели на следующий день; переводы вообще часты), лежавшим во втором ряду метрах в трех от меня. Я проснулся оттого, что почувствовал на себе чей-то тяжелый пристальный взгляд. Я открыл глаза, инстинктивно обернулся и увидел рослого детину, сидевшего почти рядом и уставившегося на меня горящими немигающими глазами.

- Что такое?- хрипло спросил я, одновременно ощущая ноющее посасывание под ложечкой. В намерениях здешнего контингента я еще слабо разбирался.

- Только что?- он указал пальцем вверх. Говорил тихо, слегка окая. Я кивнул.

- Кого шлепнул?- последовал лаконичный вопрос. Я удивился.

- Никого я не шлепал... С чего взяли?

Он вздохнул, как мне показалось, сразу потеряв ко мне интерес.

- Не-е, я так... Лицо у тя такое...

Меня передернуло.

- Какое "такое"?!

- Да-а...- он сделал неопределенный жест и добавил,- Извини. Должность у меня...- и осекся.

-Какая должность?- Я сел.- Вы кто?

Он помолчал, подумал, почесал затылок. Глянул по сторонам.

- Исполнитель я.- Протянул наконец нехотя,- При комендатуре.

Я не понял сперва, но в следующий миг сообразил.

- Оооо...- охнул я, и почему-то начал его успокаивать,- Так ведь... Вы ж не сами по себе... по приказу...

- Не имеет значения,- Сухо сказал он,- Я и есть убийца.

Меня кольнула неприятная мысль.

- Так как же... Тот, кто приказывает, только приказывает - не убийца?!

- Не-е, не убийца... Вот кто стреляет - тот и убийца... Да чо ты, все верно! Откажись, так и убийцей не будешь.

"Если б так!"- подумалось мне, а вслух я спросил:

- А вы-то сами... зачем? Он вздохнул опять.

- Я ж говорю: должность. По штату... Я ж не обижаюсь. Свое получил, за свое и расплачиваюсь.

Помолчали. Штатный палач лег. В принципе, все было правильно, однако удовлетворения я не испытывал.

- Послушайте!- зашипел я в его сторону,- Значит, все те, кто только отдавал приказ, все могут... в Рай? Они ведь не убивали. Палач приподнялся.

- Не знаю... Живы, почитай, многие... А кто... того... Не знаю. Навряд ли. В Рай ведь запросто не попадешь. Вот те, кого я... израсходовал - те точно в Раю. Это закон. Еще детишки до шести лет - все без разбора, до четырнадцати - почти что все. А на всех остальных - Комиссия, Суд... За приказ ведь тоже строго спросят! А все ж - не убивали,- Он помолчал и снова лег.

- Хорошо хоть... крестников своих не встретите,- произнес я вслух, но уже как бы самому себе. Палач молчал…
1989

_______

Господа!
Помните, что все работы, выставленные на этом сайте, принадлежат одному автору и не могут быть скопированы и опубликованы (даже в некоммерческих целях) без предварительного согласования с ним. Искренне надеюсь на Вашу честность и порядочность.

Алексей Николаенко и "Х. ВИДЕО Студио", 2004 г.